4 ноября исполнилось 85 лет старейшей жительнице деревни Огнётово Александре Гавриловне Дудиной, урождённой Атеевой, внучке строителя «огнётовского замка». Она осталась одна единственная из коренных жителей деревни...

Суровые нити Недоли

Морозный февраль 1943 года был на исходе. В предчувствии близкого тепла последние лучи заходящего солнца пробивались через заиндевевшее окно.

Небесные Пряхи – Доля и Недоля, сменяя друг друга, сучили невидимую для людей пряжу. Крутятся веретёна, наматывая поочерёдно разные нити: у Доли они гладкие да нежные, а у Недоли суровые да колючие. Неведомо им самим, кому какая Нить Жизни в мире земном достанется…

В тесной деревенской комнатке на бревенчатой стене тихо отсчитывали время старенькие ходики. За столом, удобно примостившись на лавочке, девочка-подросток старательно выписывала в новой тетради предложения по русскому языку. Чернила были красные, сделанные на свекольном соке. Весной, когда появится свежая зелень, чернила будут зелёного цвета. Никто из учителей маленькой огнётовской школы не обращал внимания на такие мелочи, ведь заводские чернила во время войны достать было очень трудно. Хорошо хоть тетради новые выдавали. Главное – грамотность и красивое написание букв!

 

Шурочка Атеева писала старательно, от усердия высунув кончик языка. Когда начинала волноваться, боясь поставить кляксу на красиво написанном тексте, от волнения покусывала кончик деревянной ручки и часто протирала стальное пёрышко самодельной тряпичной перочисткой. Наконец упражнение закончено. Подсушив промокашкой написанное, Шура закрыла тетрадь, прилегла на кровати и стала ждать возвращения с работы мамы и 15-ти летнего брата Леонида. В приоткрытую входную дверь дохнуло холодом, раздался весёлый голос старшей сестры Галины, которая работала учительницей в начальной школе. Следом за ней вбежал румяный от мороза младший брат Гена.

Скоро вся семья соберётся за ужином. Не будет только папы – Гаврилы Семёновича и 18-летнего брата Николая, недавно призванного в ряды Красной Армии. На днях получили письмо от брата, а вот от папы давненько писем не было. Всякое уж передумали…

Шура была ещё очень слаба после перенесённого менингита, который «прокатился» эпидемией по всей деревне. Многие детишки болели, некоторые умерли. Ей повезло: успели увезти в Яранскую больницу. Как-то зашёл в палату доктор, подошёл к больной с ложкой, полной горького лекарства и говорит:

– Пей деточка, это последние капли. Не знаю, чем и лечить-то тебя будем.

Шура проглотила горькое лекарство и впала в забытьё. Её сознание пыталось прорваться сквозь душную, обволакивающую ватную стену. Маленькие ручки застревали и не могли  раздвинуть её. Красные круги плавали перед глазами, рисуя перед взором страшных чудовищ. В такие моменты Шурочка пыталась кричать от страха, но наружу вырывалось жалобное мычание. Иногда,  в бреду,  она видела отца, его улыбающееся лицо  и слышала тихую песню, которую он напевал ей перед сном. Потом выплывала картина прощания перед уходом отца на фронт и больная девочка кричала:

– Папа, миленький, не уходи! Ведь убьют тебя!

А отец, как заведённый, повторял одну и ту же, врезавшуюся в её память фразу:

– Я обязательно вернусь, доченька! Жди меня!

Шурочка затихала. Пропадали страшные видения. Надо было обязательно дождаться его, своего родимого папочку.

Потихоньку болезнь отступала. Врачи и санитарки приложили много усилий, чтобы вытащить ребёнка с того света. В свободное время приезжала мама, сидела рядышком. Взяв дочку за исхудавшие ручонки, спрашивала доктора:

– Скажите, вернётся ли к ней память, не повредился ли её ум?

– А вот и проверим сейчас. Есть у вас с собой какая-нибудь фотография?

– Есть, – мама достала маленькую фотокарточку мужа в военной форме

Доктор взял её и поднёс к Шурочкиным глазам:

– Ты узнаёшь кто это?

– Да, – ответила она слабым голосом, – Это мой папа.

Доктор улыбнулся:

– Ну, мамочка, кризис миновал. Теперь можно не волноваться.  Ещё немного подлечим и выпишем домой. Очень важно обеспечить  хорошее питание и уход. Сильная она у вас. Выкарабкается.

Хорошо дома. Силы потихоньку возвращаются. Скорей бы окрепнуть, надеть лапти, подвязаться платком, взять в руки портяную сумку со школьными учебниками, тетрадками и побежать на уроки. Направляясь в школу, Шурочка проходила мимо красивого дома, построенного её дедом и отцом. Дедовский лик, помещённый над слуховым окном, гордо взирал свысока на всех проходящих, а вот внучке своей всегда улыбался. Шурочке очень нравился этот дом, её тянуло туда, как магнитом и в то же время она боялась туда войти. Что-то сдерживало, ведь всё там стало по-другому.

В сенях заскрипели половицы, мама пришла с работы. Следом, с охапкой поленьев, ввалился Лёня. Сейчас весело разгорится в печи огонь, запахнет варёной картошкой. Галя зажгла фитиль керосиновой лампы и начала накрывать на стол. Ели молча, тщательно пережёвывая горячую картошку, припивая её парным молоком. Мама успела корову подоить. Хорошо, что послушали отцовского совета и не продали свою кормилицу, а то и не поднять бы Шурочку.

Дети никогда не видели маму без работы: днём трудится на ферме, вечером что-то ушивает, ткёт ткани, прядёт. Научила дочек вязать.

Иногда мама давала дочкам почёсы, чтобы чесать льняное волокно сверху, потом снизу. Волокно становилось чистым от всяческих колючих примесей и сухих травинок. Мама потом пряла нитки, сама ткала ткань и шила кое-какую одежонку детям. Ткань получалась грубоватая, братья не хотели носить колючие штаны, но других-то не было. Терпели.

Часто за работой мама и Шурочка пели старинные песни. Мама поёт-поёт, а потом как расплачется, как захлестнёт её душу обида на несправедливую жизнь, что хоть волком вой. Галя её успокаивает:

– Мама, не рви душу! Слезами горю не поможешь. Не мы одни так тяжело живём. Ты же знаешь, что к тем, кто много плачет и отчаивается, «огненный» прилетает, а потом с головой дурно делается. Ну, всё мама, успокойся. Мы ведь тут, рядом, любим тебя. Успокоится мама, опять за дело примется, а Шурочка всё недоумевает, что это за «огненный» такой? Однако спросить сестру и маму боится. Галя в семье старшая, многое помнит, о чём Шура только догадывается и знает по маминым рассказам. Бывало, во время игры у кого-нибудь из  мальчишек  вырывалось в адрес Шурочки обидное прозвище: «дочка врага народа». Было непонятно, почему и чей она враг?! Отец с братом на фронте воюют за народ. Какие же они враги?!

Мама рассказывала, что когда родилась Шурочка, а было это в 1930 году, в деревне было какое-то раскулачивание и их семью выгнали из родного «атеевского гнезда» на улицу. К тому времени у родителей,  Гаврилы Семёновича и Валентины Алексеевны было трое малых детей.

Валин отец очень радовался, когда выдавал дочку замуж за Гаврилу Атеева. Парень тот был видный, красавец! Самое главное, не избалованный, работящий, как и все в большой и дружной семье Атеевых. Уважали в Огнётово крепкого хозяина Семёна Левеича за его трудолюбие и мастерство. Дети под стать ему выросли. Когда Валя вышла замуж, семья мужа жила в пятистенной избе. Жили хоть и тесно, но дружно. Так уж в деревнях повелось  исстари.

После революции, во времена создания колхозов как-то неладно вышло, не смогли деревенские отстоять эту семью от раскулачивания.. Крепко страх в душах засел, всяк о себе в первую очередь заботился.

Деда Шурочки, Семёна Левеича, отправили в ссылку, а оставшимся в деревне детям и внукам пришлось испытать все «прелести» обидного прозвища «враги народа», раскулаченные». Не довелось Шурочке испить полной чашей тепло большого семейного очага.  Видать, нить её жизни пришлась на черёд прядения Недоли, да и сама нить была грубая да колючая. Разорили доброе, дружное «атеевское гнездо», выбросив на задворки жизни ещё не родившуюся тогда Шурочку, её братишек, сестрёнку.

Валентина сама в 14 лет осталась без матери. Старшая была. Хватило ей лиха с девичества. Совсем о другой жизни мечтала она, выходя замуж за любимого Гаврилу. Совместная жизнь складно начиналась. Трудились, детей поднимали, дом новый строили. И вдруг разом всё обрушилось.

Пришлось молодой семье вернуться в маленький домик Валиного отца, Алексея Фёдоровича Смирнова. В отеческом доме приютилось 8 человек, да дедушко Алексей –девятый. Места в старой избе не хватало,  разместились кто - где: на печи, на полатях, на лавках, родители на полу спали. С рождением Шурочки совсем тесно в доме стало: плачет маленькая, спит неспокойно.

Родилась Шура в начале ноября. Холодно, детей окутывать нечем. Всё при раскулачивании забрали: ковёр самотканый, одеяла, подушки. Всё утащили. Тётка Анюта принесла подолы от своих старых платьев, чтобы запеленать и обогреть новорожденную.

Подрастала Шурочка с братьями и сестрёнкой в нужде и бедности. Вот ведь как жили: мама отрежет кусочек хлеба, солью посолит и кормит детей, чтоб с голоду не умерли. Да и то был хлеб. А бывало и траву ели.

Вот уж три года прошло, как у дедушки Алексея жили на другом конце деревни. Отец шил сапоги, шубы, много чего сам мастерил. Тётка Арина научила маму ткани ткать и шитьём заняться.

Выживали, как могли, трудились до седьмого пота, а семье всё покоя от новой власти не было. Посчитал председатель  колхоза, что многовато добра ещё Атеевым оставили,  что надо бы и машину швейную конфисковать. Приехали как-то раз машинку эту отобрали. И ещё не уходят, требуют:

– Давай ещё чего-нибудь неси!..

Вот ведь что вытворяли. Свои, деревенские. И что же такое с людьми-то случилось, что до такой жадности дошли и последние остатки совести потеряли? Дошло дело до того, что уже раскулаченного отца Шурочки, председатель три раза в тюрьму ни за что садил. Взъелся на него и во всех своих неудачах по строительству колхоза Гаврилу обвинял, но в огнётовскую сельскохозяйственную артель не принимал. Устроился Гаврила Семёнович на работу в соседний колхоз. Был он умелым кузнецом. Все были его работой довольны. Если вдруг в Огнётово техника какая изломается, вызывает председатель Шурочкину маму и нагло приказывает:

– Давай веди Гаврилу!

Дома старшая дочка Галина отца уговаривает:

– Папка, иди, а то плохо будет.

Папке деваться некуда, придёт, уделает всё, и просит председателя:

– Так вы возьмите меня к себе, я у вас буду работать. Возьмёте?

– Нет, пока не надо.

Вот как издевались!

Ни за что ведь, ни за что. Выживали из деревни, и пожаловаться было некому на беззаконие такое. Боялись всего, ведь раскулаченные были. Отца, как «пассивного кулака», всё же отлучили от семьи на некоторое время. Вернулся он домой уже перед самой войной. Поставил новый деревянный дом для своей семьи, а вот осырка возле него не было. Мама с папой все деревья выкорчевали, отвоевали три сотки. Ходили, просили:

– В поле хоть земли дайте под посадку овощей.

Не дали. Потом уж дядя Игнатий, сосед, предложил им свой осырок.

Вскоре, как одиннадцатый годок Шурочке пошёл, война началась. Отец ушёл на фронт в 1941 году. Вся семья горевала, а Шурочка пуще всех плакала. В войну колхозу один план дадут, второй, третий. Всё для фронта. Пахали, боронили, осот на поле выдирали.

Закончилась Великая Отечественная война. Пришёл долгожданный мир. Весь народ жил ожиданием больших перемен. Сколько же Нитей Жизни было преждевременно разорвано в страшную годину военных испытаний!  

Погиб в боях за Родину-Мать и злой председатель, погибли Шурочкин отец Гаврила и брат Николай. После войны некому уж было в деревне распри устраивать. Да и люди изменились. Общее горе сплотило. Много мужиков с войны в деревню не вернулось. Радовались каждому солдату, пришедшему с фронта и вместе горевали по погибшим.

Шурочка к тому времени подросла, закончила школу-семилетку и пошла работать в колхоз. Счастье своё встретила, вышла замуж за Николая Васильевича Дудина. Недолгим было их супружество, а троих детей родить успели: дочку Галю и двух сыновей – Бориса и Леонида. После преждевременной смерти мужа, Александра Гавриловна одна растила детей. Умерла и мама. Очень горевала Шура, долго не могла смириться с её смертью. Собралась и взяла себя в руки только после того, как увидела летним вечером таинственного «огненного». Обомлела:

– Чё хоть летит в огородец огненное, искрами рассыпается и возле самого рассадника приземлилось?

Вспомнила рассказы старшей сестры и поняла, что знак это ей, чтобы плакать перестала, оставила ушедшую душу в покое. Испугалась Шурочка не на шутку. С тех пор реже плакать да горевать стала.

Уехали в поисках лучшей доли сестра Галя и брат Леонид. Давно уже в родную деревню не приезжали. Годы…

Дочка теперь зазывает к себе, дескать, тяжело в доме-то деревенском одной жить. Да куда Александре на старость лет, с родимой стороны да от могилок родных уезжать? Сноха, внуки помогают. Приезжают часто, гостят у бабушки. Наследство у Александры Гавриловны богатое: 6 внуков, 9 правнуков, вот и правнучка недавно родилась. И вот самой 4 ноября исполнилось 85 лет. В Огнётово вся её жизнь – и плохая и хорошая. . Брат Геннадий, тут же, в деревне жизнь свою доживает. Прикипела душа к родным местам, крепко суровой нитью к ним привязана. Какой смысл её переиначивать?

Татьяна РОХЛИНА.

Деревня Огнётово. 2015 г.